Литопсы — люди и растения

Джорджин Уэйклин-Кинг
Брисбен, Квинсленд, Австралия

История литопсов начинается с Уильяма Бэрчелла, который предпочел африканские исследования делу своего отца в Англии. Из снаряжения у него были крытый фургон, пара буйволов, местный мальчик-проводник и целая свора собак. Экспедицию нельзя было назвать всеобъемлющей: полезная площадь фургона была занята книгами, предметами для консервации и записями всего увиденного.

Жители Кейптауна считали, что шансов на выживание у него почти не было, и что если молодой эксцентричный англичанин отважился путешествовать по их стране при такой бедной экипировке, то это его личное дело.

Шло время, и однажды 14 сентября 1811 года в глубинном округе Южной Африки — Приска У. Берчелл обнаружил странное растение, напоминающее камень. Он сделал точную зарисовку и описание растения, упомянув при этом признаки окружающей местности, и отослал их профессору Хаворту в Англию. Хаворт узнал в нем один из видов семейства мезембриантемовых и назвал его M. turbiniformis.

Берчелл впоследствии написал книгу «Путешествие по центральной Южной Африке», в которой сохранены для потомков, зарисованы или описаны 60.000 зарегистрированных им видов флоры и фауны. Был среди них и единственный литопс.

Спустя сотню лет, на протяжении которой о литопсах ничего не было слышно. Н. Е. Брауна заинтересовали сообщения о работе ботаников из Юго-западной Африки, Германии и Голландии, в частности, труды Курта Динтера, который в качестве уполномоченного метрополией ботаника, мог исколесить всю сельскую округу. Мы знаем о его увлечении цветущими камнями, разбросанными вдоль железнодорожной линии и известными у местных жителей под названием «готтентотовая ягода». Позднее этот вид назвали L. pseudotruncatella.

Н. E. Браун пытался, в то время, разбить все растущее семейство мезембриантемовых на рода. Он поручил доктору Поул-Эвансу отыскать берчелловский turbiniformis, который должен был произрастать где-то по-близости с Виндхуком.

Сначала задача представлялась довольно трудной. Но потом, с помощью местных жителей и благодаря оставшимся точным описаниям Берчелла, литопс удалось обнаружить вновь спустя 107 лет после первого появления.

На протяжении первой половины XX века много интереснейших открытий было сделано людьми непревзойденного трудолюбия и предприимчивости. Стоит остановиться и познакомиться поближе с некоторыми из них.

Альвин Бергер, так же как и его предшественник Хаворт, пытался найти общее свойства в различных характеристиках и разделить растения на рода. Однако, несмотря на его труды по изучению плодов, его классификация не была принята. Вот, что сказал по этому поводу Ганс Герре «хотя Бергер и знал очень многие о плодах мезембриантемовых и много экспериментировал с распространением семян, он все же не мог оценить значение различия в плодах, как основы разделения семейства на рода». Выделение родов семейства мезембриантемовых стало историческим достижением Н. Е. Брауна.

О характере самого доктора Брауна существуют различные мнения. Мезембриантеумы он считал своими собственными растениями (возможно не без основании), а читатели «Гарденерс Кроникл» высоко ценили как его труд, так и его доброту. Он всегда был готов протянуть руку помощи, для него не было ничего невозможного. Другие же, наоборот, считали его высокомерным и напуганные внешней строгостью, не старались узнать его лучше.

И всё-таки Луиза Болус и доктор Швантез, обратившись к нему «хватили через край». Ревность доктора Брауна привела к ссоре, нашедшей отражение в печати двух стран. Нельзя также забывать о значительном напряжении в отношениях между Англией и Германией в начале 20-ых годов, которое и оказало своё пагубное влияние. И все же труды ученого единодушно были признаны великолепными.

Вернемся не надолго в Южную Африку, в Кейптаунский университет, где работали Луиза Болус и Р. Марлот. Семья доктора Болуса долгое время изучала растительность страны. Луизу, выполнявшую в то время обязанности помощника куратора гербария, обеспокоили слова её дяди. «Смотри, — сказал он, — растения, которые требуют настоящей работы и труда — это мезембриантемумы и им родственные. После окончания исследований, когда тебе исполнится 80, ты поймешь, как мало ты о них знаешь».

Спустя шесть десятилетий, вспоминая этот случай в своем письме к Гансу Герре, Луиза писала: «Слова дяди оказались пророческими». Ей исполнилось тогда 83 года.

Р. Марлот начинал свою жизнь помощником аптекаря в Германии. Один из его друзей предложил Марлоту деньги на покупку собственной аптеки в Кейптауне. Позднее он вернулся в Германию, получил степень химика-аналитика и разрешение на практику. В Стеленбоше Марлот открыл лабораторию аналитической химии и фармацевтических исследовании, зарекомендовав себя одновременно искусным фотографом, опытным альпинистом, «внимательно изучавшим все растительные феномены дикой природы, которые встречались на его пути». Там же в Стеленбоше, читая курс лекции по ботанике, Марлот познакомился с Г. С. Нелем, а в 70 лет получил почётную степень доктора.

К. Динтера мы уже упоминали в связи с открытием L. pseudotruncatella. Будучи компетентным ботаником и неутомимым работником в этой области, он мог в тяжелых условиях преодолевать огромные расстояния на повозке, запряженной буйволами. Он проникал в недоступные для других места, например, в районы добычи алмазов в Намибии, родину открытой им L. optica var. rubra. Именно он, часто вместе с владельцем фермы в Лихтенштейне Эрнстом Рушем, постоянно снабжал растениями Швантеза и Деренберга.

Оба они были заняты выращиванием литопсов. Деренберг был врачом по профессии. Опыт, терпение, ласковая забота о пациентах распространялась у него так же и на растения. Он был человеком широких интересов, одним из его хобби было коллекционирование японских гравюр. К несчастью, последующим поколениям он не оставил никаких записей о своих исследованиях и экспериментах.

О Швантезе мы знаем гораздо больше, т. к. он пережил своего друга. В своих произведениях он выступал в роли философа. Он всегда искал и находил ответы на свои вопросы. Как профессору древней истории, ему были привычны промежутки времени длиною в миллионы лет.

Естественно, что восторг поводу открытия всех закономерностей строения плодов был вызван в нем не собственным тщеславием, а глубиной и важностью самого открытия, именно скромность сблизила двух великих людей.

Интересен случай когда вместе с Деренбергом из-за недостатка места он был вынужден перенести свою коллекцию на чердак. Растения буквально преобразились под действием более интенсивного освещения, пониженной влажности и перепада температуры. Динтер, постоянно снабжавший их новыми образцами, был удивлен, когда не смог отличить растения из их коллекции от тех, что произрастают в дикой природе. После смерти Деренберга Швантез принял приглашение университета г. Киля при условии, что он не расстанется со своими растениями. Специальный поезд был организован для транспортировки коллекции. Тишлер, куратор ботанического сада в Киле, поддерживавший дружеские отношения с Деренбергом, заверил его, что растения получат требуемые условия и уход. Вскоре после переезда должность куратора ботанического сада занял заместитель Тишлера. Обеспокоенный судьбой растении Швантез, однако, выяснил, что заменивший Деренберга Герман Якобсен «вкладывал в своё дело всю душу и энтузиазм».

Якобсен работал с растениями во многих богатейших поместьях Германии. Представителей пустынной флоры среди них было мало. Именно коллекция Динтера-Деренберга-Швантеза привила ему любовь к суккулентам. Помимо прочего Якобсена считали талантливым пианистом.

И все же вернёмся назад в Стеленбош. Г. Е. Нель познакомился и начал совместную работу с Марлотом, который и предложил ему организовать знаменитый сейчас университетский ботанический сад. Уроженец Южной Африки, он был одним из немногих компетентных профессиональных ботаников — исследователей. Это был человек объективного, аналитического мышления, поэтому не удивительно его поиски основных характеристик, необходимых для распознавания растений. Для консультаций он часто обращался к Луизе Болус, в частности, к ее труду «Lithops and Conophytum», в котором ею выделены два рода. Вообще в то время появилось множество неточных описаний, очень часто не соответствовавших действительности, без указаний мест распространения и родины растений. Нель много путешествовал по огромным засушливым районам Южной Африки — Карру и Намакваленд, которые он хорошо знал и любил. Он твердо убедился в том, что для распознования видов необходимо знать их естественную среду обитания, а также изучать растения в пределах этой среды. Он первым детально исследовал верхний наружный слой литопсов.

Книга Неля с его классификацией родов явилась знаменательной вехой в истории изучения литопсов. Безвременная кончина ученого стала трагедией ботанического мира, т. к. вместе с Нелем ушло большинство накопленных им знаний. К счастью, основным владельцем его университетской коллекции стал Ганс Герре.

Главной своей задачей Герре считал выращивание и коллекционирование как можно большего числа видов с целью уберечь их от «бульдозера» современности.

Немного позже на сцене появляется Де Боэр, специализировавшийся на исследовании пищевых продуктов. Литопсы и конофитумы стали его хобби. Выйдя на пенсию в 1930 году, он уделил пристальное внимание изучению этих растений. Де Боэр задался целью иметь в своей коллекции все тогда известные виды литопсов (и это ему удалось). Система названий Де Боэра предшествовала принятой позже современными учеными классификации групп.

Прежде, чем расстаться с первооткрывателями и ранними коллекционерами из Южной Африки, мы должны вспомнить еще одно имя. Он не был ни исследователем, ни ботаником вообще, и все же его имя мы находим по меньшей мере в дюжине названий суккулентов различных родов. Это миссионер — пастор Г. Мейер, духовник Готтентотовой миссии в самом труднодоступном районе Южной Африки. Он предоставлял кров, воодушевлял, оказывал помощь всем, кто в ней нуждался, Его готтентоты показывали исследователям знакомые растения, делились сведениями о растениях, местности и предстоящей погоде. Его, несомненно, уважали и любили как цветок, распустившийся среди камней.

Такова была в первой половине столетия арена для битвы имен. После того, как Н. Е. Браун опубликовал в 1921 году пробный список видов из 12 наименований, четверо неутомимых исследователей составляли списки литопсов: Нель в 1933 г., Швантез и Якобсен в середине 50-х гг, Де Боэр в 1961 г. Причем, нас поражает не то, что они отличались друг от друга, а то, что отличие в списках было столь незначительное. Стоит учесть и трудности, представляющие определенный риск в распознавании: недостатки средств связи, большие расстояния, преодолеваемые растениями по пути из Африки в Европу, да и сами люди, не отдающие себе отчёта в том, что смена времени года может изменить растение до неузнаваемости. Список названий постепенно рос.

Европейские коллекционеры недоумевали: растения присланные из Африки или выращенные в домашних условиях, совершенно не соответствовали их описаниям. Вот что думал по этому поводу Швантез: «одному и тому же виду необходимо два параллельных описания. Одно из них — описание образца, взятого из естественной среды, второе — выращенное в лишенной солнца северной Европе. Определение видов, выращенных в Европе, по описанию их диких собратьев безнадежно и приводит к путанице".

Каковы тогда основные факторы, способствующие распознаванию? Размер — ни в коей мере, так как он целиком зависит от условий выращивания и в значительно колеблется. Форма может быть продолговатой, конической или расходящейся, хотя этого еще мало. Расхождения варьируются в зависимости от количества света. Исключение составляют L. divergens и образцы с выпуклым — рудиментом их ранней стадии развития. Ассиметрию листьев можно так же рассматривать как постоянный фактор, неизменный при любых условиях выращивания.

Окраска цветка делит род пополам, у некоторых видов есть запах. Вплоть до 1946 года, когда Нель опубликовал свою книгу, не существовало никаких выводов из экспериментов и изучения семян, плодов и пыльцы. Возможно, с более совершенной техникой и оборудованием рано или поздно удастся получить положительные результаты опытов с этими важнейшими органами растении.

Осталась окраска самого растения. Что говорит об этом Нель? «Нельзя недооценивать значение окраски в определении видов. И все же некоторые авторы чересчур доверяют этому фактору».

Окраска может дважды ввести в заблуждение. Отличаются не только растения одного вида по целому ряду причин, но и сами люди — кто по цветоощущению, кто по словарному запасу, что легко проверить. Собравшейся группе людей надо показать ряд цветных открыток, при чем цвета должны быть гармоничными. У аудитории возникнут разные мнения в описании цветов. Одни видят цвет по-разному, другие по-разному его описывают. Следовательно, словесное описание растения в книге вызовет у читателей множество различных зрительных образов. Как говорил Нель: «язык человека слишком беден, чтобы точно описать все нежные оттенки».

Итак, мы остались наедине с верхним наружным слоем растения. Швантез снова ставит перед нами языковую проблему: «довольно трудно выразить словами различие в характере поверхности листьев, описать выпуклые места и впадины, любой отличительный признак — так, чтобы исключить неверное понимание».

Вот что Нель считает основным в описании верхнего наружного слоя: его прозрачность или непрозрачность, бугорчатость или гладкость поверхности, прозрачные канальцы или узоры на поверхности (в зависимости от сухости растения), рисунок под прозрачной поверхностью, «окна» без рисунка, наличие или отсутствие серых и коричневых пятен, красных линий или пятен, чётко обозначенных границ наружного края, границ внутреннего края, треугольной формы соединения круглых и центральных полос. Разглядывать поверхность литопса при помощи линзы — очень увлекательное занятие, не говоря уже о распознавании. Интересно, можно ли с точки зрения ботаника считать уникальным то, что все отличительные признаки растения сконцентрированы в небольшой его части? В своей родовой системе из всех характеристик растения Нель отдает предпочтение верхнему наружному слою.

Одинаково важно знать место происхождения, что в своё время отмечали Де Боэр, Брайан Ферн и совсем недавно, в 1973 г. профессор Десмонд Коул. Несмотря на все трудности, ранние исследователи были в состоянии сгруппировать растения. Десмонд Коул путешествуя по Африке досконально изучил путь следования Динтера, и действительно встретил целые колонии литопсов. Обширные территории он разделил на районы обитания и позже составил вполне приемлемую ботанически классификацию. За прошедшие 27 лет появилось шесть классификаций.

Сам Коул считает, что необходимы дальнейшие исследования, и что ещё слишком большую роль играют различные точки зрения. Дарвин сказал, что природе помешать нельзя, это в полной мере относится и к литопсам. Будем надеяться, что именно профессор Коул продолжит свои исследования, а не другой, способный свести их на ноль.

Кроме распознавания, имена интересны еще и с другой стороны. Покойный Ян Шурман много лет назад выступал с лекцией об учении Линнея в Квинслендском обществе. Он говорил, что само название должно информировать нас о растении. Название места обозначает условия естественной среды, климата, сезона и возможно почвы. Описательные названия тоже помогают в распознавании (хотя один и тот же описательный признак может относиться и к множеству других растений). Он слегка критиковал тот факт, что растениям дают имена людей. Я с этим не согласен. Если растение названо описательным термином, то очень скоро ваш интерес к нему иссякнет. Если же это имя человека, то наоборот, возникает притягательная линия связи растение - человек, еще больше подогревающая ваш интерес.

Некоторые имена общие другие специфические, третьи состоят из инициалов. Этикетки растении содержат в себе вопросы. Кто они? Чем занимались? Где жили? Фермеры, ботаники, жены, целые семьи, друзья? За стоящими на ваших полках растениями кроется целая плеяда интереснейших человеческих жизней.

Когда я готовился к лекции о растениях Мадагаскара, я часто встречал название Декари. Нeбольшой параграф содержал справку: Декари — чиновник французского правительства, всю свою жизнь собирал и классифицировал растения на Мадагаскаре. Любопытство моё еще более разгорелось, когда я узнал, что Декари, молодого и здорового юношу, послали в отдаленный уголок Французской империи во время ведения военных действии. Порой просто испытываешь личное удовлетворение, если знаешь происхождение названия.

Мне пришлось многое прочесть о Деренберге и Швантезе, но к своему удивлению, в списке литопсов имени Деренберга не обнаружил. Учитывая проделанную ими совместно работу, их долгие беседы, мне показалось это странным. Позже я узнал о происхождении имени L. jullii — «В честь моего покойного друга доктора Джулиуса Деренберга». Итак, справедливость восторжествовала.

Знакомство с людьми, чьи имена носят растения, с их жизнью, успехами и неудачами лишь обогатит наши знания о растении. В роде Lithops приходится сожалеть лишь о том, что первый литопс Хаворт назвал turbiniformis. Безусловно, его следовало бы назвать «burchellii» — именем человека, с которого и началась история этих растений.

Взято из «Cactus and Succulent Journal» т. 53, 1981 г., стр. 193-196

Перевел с английского Потопаев А. В.
Кингисеппский городской клуб любителей кактусов «Колючка».